Если говорить людям одну только правду, рано или поздно вас в этом уличат
По субботам все нормальные люди или сидят дома (у себя/ в гостях – нужное подчеркнуть), в тепле и неге, или едут куда-нибудь отрываться до полной невозможности принять вертикальное положение. И только меня беспутная голова ведет в поликлинику в семь вечера. Выходя из подъезда, натыкаюсь на извечную проблему дворов: нехватка парковочных мест. Поэтому машины, не гнушаясь тротуара, застыли вдоль дороги, темные и притихшие, похожие на диковинных зверей в полумраке, ехидно ухмыляющихся полосками номерных знаков. Они оценивающе оглядывают меня, перемигиваясь между собой, будто знают какую-то тайну. Я ускоряю шаг, стремясь как можно быстрей избавиться от их молчаливой череды. Проход в арку освещен ярче, чем остальной двор, но это лишь иллюзия безопасности: на свету ты беззащитный, будто голый. Из-за этого я и фликеры не ношу, никогда не знаешь, КТО может тебя увидеть. Дальше прямо – спуск по лестнице к проезжей части, справа – дорожка с каскадами ступенек, огибающая лес. По периметру дороги с большими интервалами стоят фонари-чупсины, выхватывающие белесые стволы берез. Но это только маскировка, пелена, скрывающая истинную суть леса – темную дышащую массу, черную дыру. Ни за какие коврижки и пряники не подошла бы к ней.
Иду к главной лестнице, чуть пошатываясь: между плитами дороги довольно широкие зазоры, и земля (раствор?), что их соединяла, частично вымылась, поэтому сапоги соскальзывают с выбоин. С капота машины мяукнул здоровенный кот апельсинового цвета. Ночью все кошки серы, но этот просто сиял в темноте. Может, он волшебный? Небо черное и пушистое, как белка Великого Дома Навь, с редкими точечками звезд. Они видны только над головой, чуть дальше – снова бездонная чернота. Останавливаюсь и, совершенно забыв о времени, разглядываю звезды, пытаясь угадать «сузор’i». Бесполезно. Одна точка заманчиво мерцает – спутник или НЛО? В такой вечер я более склонна ко встрече с последним. Высоко-высоко пролетает самолет, часто мигая, его курс – юго-юго-восток. Кто эти люди? Куда они летят? Зачем? Не имея своей, всегда пытаешься погрузиться в чужую жизнь, иллюзорно полагая ее более интересной, насыщенной, но это – пустой самообман.
На лестнице ступаю осторожно: весной уже летела вверх тормашками. На ногах-то удержалась, но высокой шпилькой пришлось попрощаться. Оторвало начисто. На остановке пустынно и непривычно темно: один из фонарей приказал долго жить. Я обожаю ночной город, просто fond of it, залитый морем огней, но сейчас темно, и становится страшно. Окраина. Вы читали рассказ Стивена Кинга «Крауч Энд»? Я почувствовала нечто подобное, близость грани сверхъестественного. Изгибы домов на пригорке широко распахнули глаза сотнями окон, светящимися так ярко, что буквально разрывают строения изнутри. Казалось, сейчас закончится обратный отчет, и перекрытия, блоки, рамы разлетятся во все стороны, не выдержав напора света. А остановка утопает во мраке. Трое незнакомых мужчин проводят недобрыми взглядами мою мельтешащую туда-сюда (rein-raus) фигурку. Не могу устоять на одном месте даже десять секунд. Движенье есть жизнь. По дороге изредка проезжают машины, освещая путь голодными горящими глазами-фарами. Как катафалки, внутри которых разлагается серость, алчность и жажда. Неровный асфальт, озаряемый этими всполохами, начинает казаться живым, подергиваясь рябью, жутко ухмыляясь зигзагами трещин. Кое-где в выемках – лужицы от талого снега, влажно поблескивающие антрацитовой чернотой, похожие на порталы в иной мир или засасывающую трясину. Черт, где же транспорт?! Не совсем уместно, конечно, апеллировать к данной инстанции, но я уже начинаю пугаться сама себя, превратившись в сплошной комок оголенных аксонов.
Обычно зимняя ночь/ вечер напоминает волшебную сказку, но сегодняшняя... Темнота, фонари, снег – все какое-то двухмерное, пугающе реальное, чтобы быть таковым на самом деле. Слово «угроза» растянуто на молекулах воздуха, как транспарант. Да еще узкий серпик молодой луны на небе сильно подался нижним рожком вперед, будто прилег подремать, плюнув на свои обязанности стража мира. Видя полную безнаказанность, клубится мрак, делая своим союзником даже свет фонарей, превратившийся в жалкого тусклого зомби. Окна пятиэтажек заполнены приглушенным красным или специфическим желтым, словно лампадки на кладбище. Дома на последней стадии медленного умирания, и внутренние рамы – черные кресты. R.I.P.
«Towen» - так называлось место ритуального жертвоприношение древних кельтов. Этот вечер страшен не мистикой, а двухмерной обыденностью. Моргнешь – и вокруг уже не окраина, но пресловутый towen, откуда никто не вернется. Живым или мертвым.
Подъехал автобус, остановился, но дверей не открыл. Его пассажиры лениво разглядывали нас темными провалами глаз. Неестественность. Странный автобус уехал, и, наконец, приполз мой долгожданный. Отчетливо видны окна домов, где люстры, как яркие зрачки, неотрывно следят за движущимся батончиком транспорта. Так кот смотрит на мышь, с которой вдоволь наиграется перед трапезой.
Землю покрывает не снег, нет, кто-то разорвал старое одеяло и аккуратно разгладил по поверхности слой свалявшейся ваты, мол, чем богаты, тем и рады. Лица людей кажутся вылепленными из теста со стертыми чертами, и я с наслаждением выхожу из автобуса. Как много красного вокруг: светофоры, неоновые вывески – так насыщенная горячая кровь пульсирует в артериях. Прилив-откат, тук-тук. Среди шаблонности бытия выделяется яркой новогодней игрушкой Национальная библиотека. Такая яркая, красочная, слишком оберточно-конфетная, но все равно вселяющая радость и... надежду? Угу. Пока жив человек, живет и она.
Geliebte, ты читаешь и прикидываешь крепость моей травы, после которой можно увидеть ЭТО? Не стоит, я способна довести себя до свежих глюков и без посторонней помощи, лишь силой восприятия и воображения.
Поликлиника. Меня угнетает это место, я ненавижу посещать врачей даже больше, чем Лицей. Унылое здание со множеством черных окон.
Я войду. Но сумею ли выйти?..
Иду к главной лестнице, чуть пошатываясь: между плитами дороги довольно широкие зазоры, и земля (раствор?), что их соединяла, частично вымылась, поэтому сапоги соскальзывают с выбоин. С капота машины мяукнул здоровенный кот апельсинового цвета. Ночью все кошки серы, но этот просто сиял в темноте. Может, он волшебный? Небо черное и пушистое, как белка Великого Дома Навь, с редкими точечками звезд. Они видны только над головой, чуть дальше – снова бездонная чернота. Останавливаюсь и, совершенно забыв о времени, разглядываю звезды, пытаясь угадать «сузор’i». Бесполезно. Одна точка заманчиво мерцает – спутник или НЛО? В такой вечер я более склонна ко встрече с последним. Высоко-высоко пролетает самолет, часто мигая, его курс – юго-юго-восток. Кто эти люди? Куда они летят? Зачем? Не имея своей, всегда пытаешься погрузиться в чужую жизнь, иллюзорно полагая ее более интересной, насыщенной, но это – пустой самообман.
На лестнице ступаю осторожно: весной уже летела вверх тормашками. На ногах-то удержалась, но высокой шпилькой пришлось попрощаться. Оторвало начисто. На остановке пустынно и непривычно темно: один из фонарей приказал долго жить. Я обожаю ночной город, просто fond of it, залитый морем огней, но сейчас темно, и становится страшно. Окраина. Вы читали рассказ Стивена Кинга «Крауч Энд»? Я почувствовала нечто подобное, близость грани сверхъестественного. Изгибы домов на пригорке широко распахнули глаза сотнями окон, светящимися так ярко, что буквально разрывают строения изнутри. Казалось, сейчас закончится обратный отчет, и перекрытия, блоки, рамы разлетятся во все стороны, не выдержав напора света. А остановка утопает во мраке. Трое незнакомых мужчин проводят недобрыми взглядами мою мельтешащую туда-сюда (rein-raus) фигурку. Не могу устоять на одном месте даже десять секунд. Движенье есть жизнь. По дороге изредка проезжают машины, освещая путь голодными горящими глазами-фарами. Как катафалки, внутри которых разлагается серость, алчность и жажда. Неровный асфальт, озаряемый этими всполохами, начинает казаться живым, подергиваясь рябью, жутко ухмыляясь зигзагами трещин. Кое-где в выемках – лужицы от талого снега, влажно поблескивающие антрацитовой чернотой, похожие на порталы в иной мир или засасывающую трясину. Черт, где же транспорт?! Не совсем уместно, конечно, апеллировать к данной инстанции, но я уже начинаю пугаться сама себя, превратившись в сплошной комок оголенных аксонов.
Обычно зимняя ночь/ вечер напоминает волшебную сказку, но сегодняшняя... Темнота, фонари, снег – все какое-то двухмерное, пугающе реальное, чтобы быть таковым на самом деле. Слово «угроза» растянуто на молекулах воздуха, как транспарант. Да еще узкий серпик молодой луны на небе сильно подался нижним рожком вперед, будто прилег подремать, плюнув на свои обязанности стража мира. Видя полную безнаказанность, клубится мрак, делая своим союзником даже свет фонарей, превратившийся в жалкого тусклого зомби. Окна пятиэтажек заполнены приглушенным красным или специфическим желтым, словно лампадки на кладбище. Дома на последней стадии медленного умирания, и внутренние рамы – черные кресты. R.I.P.
«Towen» - так называлось место ритуального жертвоприношение древних кельтов. Этот вечер страшен не мистикой, а двухмерной обыденностью. Моргнешь – и вокруг уже не окраина, но пресловутый towen, откуда никто не вернется. Живым или мертвым.
Подъехал автобус, остановился, но дверей не открыл. Его пассажиры лениво разглядывали нас темными провалами глаз. Неестественность. Странный автобус уехал, и, наконец, приполз мой долгожданный. Отчетливо видны окна домов, где люстры, как яркие зрачки, неотрывно следят за движущимся батончиком транспорта. Так кот смотрит на мышь, с которой вдоволь наиграется перед трапезой.
Землю покрывает не снег, нет, кто-то разорвал старое одеяло и аккуратно разгладил по поверхности слой свалявшейся ваты, мол, чем богаты, тем и рады. Лица людей кажутся вылепленными из теста со стертыми чертами, и я с наслаждением выхожу из автобуса. Как много красного вокруг: светофоры, неоновые вывески – так насыщенная горячая кровь пульсирует в артериях. Прилив-откат, тук-тук. Среди шаблонности бытия выделяется яркой новогодней игрушкой Национальная библиотека. Такая яркая, красочная, слишком оберточно-конфетная, но все равно вселяющая радость и... надежду? Угу. Пока жив человек, живет и она.
Geliebte, ты читаешь и прикидываешь крепость моей травы, после которой можно увидеть ЭТО? Не стоит, я способна довести себя до свежих глюков и без посторонней помощи, лишь силой восприятия и воображения.
Поликлиника. Меня угнетает это место, я ненавижу посещать врачей даже больше, чем Лицей. Унылое здание со множеством черных окон.
Я войду. Но сумею ли выйти?..