Туман

[Irina Balza]

Я проснулась в дне, когда Земля остановилась. Настала эра вечного «сегодня», и разбудил меня надрывный скрип замершей оси. Осталось только встать, прислушиваясь к собственным ощуще-ниям: как отразилась на мне эта остановка; подождать, замерев на цыпочках: а может, сейчас обратно завертится? Но не будет больше ни «сейчас», ни «потом». Пожав плечами, иду на кухню, механически варю кофе и жую киви. За окно привычно не смотрю, я еще не осознала полностью, что случилось, не поняла, что окна больше не нужны: их с успехом заменят картины, на которых будет больше красок и жизни, чем в медленно исчезающем мире.
Вылетаю на улицу в привычной спешке – смешно, можно подумать, время еще существует – и удивляюсь тяжелой влажной теплоте воздуха. Теперь всегда будет так – стягиваю и бросаю в сумку кожаные перчатки, оглядываюсь и застываю: мировая тарелка остановилась, теперь ее острые грани больше не режут вечный хаос, который подкрадывается все ближе в осознанной жажде поглощения. Я ошиблась насчет неизменной вечности: нам ее не дадут, и время не остановилось – оно повернулось вспять, отсчитывая секунды уходящей жизни. Туман подползает по периметру, просачиваясь из земли, опускается вязкими сосульками с неба. Он пожрал синюю пленочку, как верхний слой пирога, и теперь не спеша добирается до начинки. Живой начинки – нас.
Я теперь живу на краю земли: за дальним холмом начинается молочная пелена, такая безобидная и обманчивая на вид, что хочется подойти, загрести ладонью этой массы, наверняка сладкой, тающей на языке. Но туман Великого Нечто (звучало бы абсурдно, если бы не было страшной правдой) не имеет ни цвета, ни вкуса, ни ощущения. Интересно, откуда мне это известно? Гены? И вообще, это большой вопрос, кто здесь главное блюдо.
Ну вот, мой путь на работу отрезан. Узнать бы, что стало с подземкой. Иду пешком: троллейбусы – живые механизмы, верные и преданные, но остро чувствующие опасность – разбежались, в испуге трепеща усиками; прохожу мимо автостоянок – ярды затихших машин, отчетливо напоминающих о смерти. Они не живые – бездушные железяки, сейчас они неопасны, но когда до них доберется туман – вспыхнут фары, зарычат утробно моторы, и наши же творения обернуться против нас.
До тумана остается несколько десятков метров, когда дорогу мне преграждает возникший, будто ниоткуда, дедок.
- Куда собралась? – дворняга у его ног визгливо тявкнула, ставя в конце фразы вопросительный знак.
- На работу, - буркаю я, пытаясь дышать через раз: ведь не бывает одеколонов с запахом перегара, верно? Да и псина, увлеченно скребущая лапой за ухом, доверия не внушала.
Дедок улыбнулся, будто подслушав мои мысли.
- В туман? Жить расхотелось?
- Сколько той жизни… - нежданный собеседник меня нервировал, я попыталась обойти его, но дорогу мне заступила шавка. Та-ак.
- Ты знаешь, что бывает с теми, кто попал в туман?
- А что, кто-то оттуда вернулся, чтобы рассказать? – насмехаюсь.
Старик не поддержал моей иронии, посмотрев пристально и серьезно.
- Сначала ты входишь в него, словно заворачиваешься в мягкое одеяло. И идешь, постепенно утрачивая чувство земли под ногами. А потом и самого себя: клетки расщепляются, пока не остается лишь сознание, растворяющееся в Великом Ничто, - маска старого алкоголика куда-то улетучилась, а по моей спине прополз липкий холод. Кто передо мной?
- Так что иди-ка давай. Рано еще, - меня развернули за плечи и бесцеремонно подтолкнули.
Не выдержав, оглядываюсь и вижу пелену тумана, закрывающую старика с собакой.
***
Люди знали. Знали, что когда-нибудь голубая защитная пленочка будет сдернута, поэтому затянули пространство на уровне четырех человеческих ростов перевитью проводов, по которой теперь так любят перебирать ушками пузатенькие троллейбусики. Глупо было думать, что туман порежется – он неповоротливой кошкой, вытекающей из рук хозяина, переваливается через них, повисая кисельными сосульками, подползая все ближе и ближе.
Вздохнув, иду на работу. Конец света ее еще не отменял.
…В редакции удивительно светло и спокойно, коллега в ярко-желтом шарфе сидит в позе лотоса прямо на столе.
- Привет, ты чего?
- А что? – усмехнулась Маша. – Сколько нам тут еще осталось? Ну так до того, как меня сожрет эта белесая тварь, я хочу достичь Нирваны.
Бросаю сумку на стол.
- Сказала бы я тебе, как ее быстрей достичь, - хмыкаю я, и девчонка краснеет. Призрак курьера Леши неуловимо пронесся в наших мыслях.
- Извращенка! – в меня летит палочка благовоний, которую я с удовольствием отправляю в мусорку. Единственным плюсом тумана было то, что воздух стал более насыщенным кислородом и, наверное, озоном, так что портить его удушающей индийской палкой-вонялкой было бы кощунством.
- Что делать будем? – хороший вопрос. А на хорошие вопросы, увы, никогда не бывает ответов. Никто не предсказывал нашей Тарелке конец света и никто, разумеется, не вырабатывал подробных инструкций наших действий в этом случае.
- Что делать? – Маша криво улыбнулась. – А что предлагаешь? С воплями носиться по округе, как в дешевых фильмах: «Мы умрем! МЫ все умрем!»? Глупо. Лучше сделай что-нибудь приятное для себя, чтобы, когда это случится, ни о чем не жалеть.
А эта Маша мудрая, несмотря на попугайский шарф и голубые косички. И на душе у меня сразу стало так спокойно, так хорошо, просто до щипания в носу, до мгновенного увлажнения глаз. Все хорошо.
Все будет хорошо.
- А-а, расслабляемся, гёрлы?! – шеф, как всегда, влетает с шумом, треском и грохотом. Забавно, что и через три года я по-прежнему вздрагиваю. Многое меняется, но кое-что остается прежним. Морфеус. Matrix.
Машка лениво сползает со стола. Начальство как-никак.
- Держите статьи, - листки подбитыми боингами летят на наши столы. – Чтоб через три часа эта туалетная бумага была шедевром! Завтра же в типографию сдавать, шевелитесь!!! – на финаль-ном взвизге он подпрыгнул, и неведомые силы уволокли нашего гиперактивного босса обратно.
Он ушел вовремя, специально не желая смотреть нам в глаза. Все трое знали, что типографии больше нет. А завтра уже, возможно, некому будет читать наш журнал.
Из размышлений меня выдернули буквально за уши: - Пошли работать.
- Зачем? – я не понимаю.
И снова взгляд этих внезапно помудревших глаз. Откуда в ней это?
- А чем еще заняться?
Да. Живем по инерции. «А что еще делать?»Что теперь, Что Теперь, ЧТО ТЕПЕРЬ?!! Так и сдохнем, замерев на полушаге со стопками никому не нужной макулатуры в руках? ЗАЧЕМ? Стоп. Хватит. Истерить сейчас – последнее дело.
Но от слова «инерция» у меня еще в школе челюсти сводило. Верная сумка перекочевывает со стола опять мне на плечо. Маша не понимает:
- Ты это куда?
- Туда, где ни о чем не жалеют.
Девушка пожала плечами и принялась вычитывать статью.
***
Кто-то сказал, что от работы до моего дома где-то около шести километров, но, сколько я не со-биралась, времени пройти этот путь пешком никогда не было. До сегодняшнего дня – когда Земля остановилась. Теперь я никуда не спешу, дома меня все равно никто не ждет, поэтому выбрасываю вечно тяжелую осточертевшую сумку, предварительно переложив ключи в карман, и иду, наслаждаясь каждым шагом, каждым неспешным наблюдением за мелочами. Правда, пришлось несколько раз идти в обход: туман жадно грыз железную дорогу, мгновенно заржавевшую. Жаль, меня всегда завораживал вид путей, пересечения рельс и шпал, столбы. Все это почему-то напоминало о мимолетности бытия. Так забавно…
Пройдя половину пути, я приостанавливаюсь, заметив странную группу людей: полтора десятка человек в белых одеждах, странно не гармонирующих с черными ботинками большинства. При-глядевшись, отмучаю, что брюки некоторых мужчин приобрели белый оттенок исключительно благодаря краске, кое-как намазанной на штанины. Харе Кришна, короче. Замеревшей группе что-то втирала заштатного вида бабенка в советских очочках и растянутой кофте. Вот таких – в очках и кофтах – давить надо еще в колыбели, иначе потом добра не жди. Оглядываюсь, одновременно прикидывая, как бы пройти незамеченной, а то ведь таким группам палец в рот не клади, дай облагодетельствовать кого-нибудь, подтолкнув на путь просветления.
Мои догадки были верны: завершив речь высоко поднятым указательным пальцем, кликуша указала на молочную стену тумана, лишившего район заправки, впрочем, кому она уже нужна. Люди подняли руки и с монотонным криком: «О-о-о-о!» вместе бросились в туман.
Идиоты. Ненавижу секты и им подобные. Приятного мгле аппетита, если у нее от подобной дряни изжоги не будет. Настроение у меня почему-то испортилось. Но через пару кварталов прохладный ветер и быстрая ходьба все-таки выбили из меня угрюмость. Только было жаль, что я не успею довязать начатую игрушку. А что с того? – мои дети ее все равно не увидят.
Жесткая подошва ботинок натирает пяточки даже через нерушимый тандем толстых колготок и носков, заставляя сбавить шаг. Блин, а ведь почти дошла. И все-то за 3 часа. Ну вот, я и забыла, что времени больше нет. Я и раньше обращала внимание на красоту окружающих меня пейзажей – серо-бежевых, урбанистических, с редкими проблесками болезненно яркой зелени, и теперь я снова впитываю все ее очарование, холодное и свежее. Я люблю тебя, мой мегаполис, и не променяю ни на что. Даже на величавую Прагу, которой – сжимаю зубы, - скорее всего, уже нет. Как же вокруг красиво…
За немногим больше, чем полдня, туман подобрался еще ближе, и такое соседство не сулило ничего хорошего. Рядом с моим домом, прямо перед холмом, от которого тянулись аморфные щупальца, стоял спиной ко мне невысокий блондин, правой рукой дирижируя движением полупрозрачных отростков. Он что, псих? Или очередной самоубийца?
Иду к нему прямо через дорогу. Махонький плюс: теперь не надо вздрагивать от яростных гудков или с паническим страхом в глазах следить за неумолимо приближающимся металлическим монстром. Они просто растворились: выгоревший асфальт с глубокими трещинами, из которых пробивались травинки, в окружении проржавленного забора с сиротливо покачивающимся замком.
Парень насвистывал «Bucho’s gracias» из какого-то фильма Тарантино, и я помимо воли улыбну-лась. Да уж, самая подходящая к моменту мелодия. Мне всегда представлялось, как ее насвистывает идущий на виселицу преступник.
Без обиняков и прямо в лоб:
- Ты псих?!!
Упс, кажется, я перестаралась с громкостью: он дернулся, и щупальце едва не оставило его без кисти. Теперь на меня смотрели с укором и болью: на коже начал проявляться ярко-красный след.
- Я развлекаюсь, - манерная тягучая интонация.
- А-а, - говорю, - ну тогда не буду мешать, - поворачиваюсь, чтобы уйти (с душевнобольными не спорят), но меня хватают за руку. Судя по ошарашенному взгляду, действие это было чисто реф-лекторным, пробежавшим мимо бдительного контроля разума.
Эти глаза. Безумие и гений, они были прекрасны: бледную голубизну перечеркивали кобальтовые всполохи, которые все двигались-двигались-двигались… Не знаю, сколько времени прошло после падения в гипнотическую бездну. В идиотских книжках или качественно смонтированных фильмах это довольно банально выглядит: он и она, глаза в глаза, красивая фоновая музыка и эманации страсти между ними. Я же не чувствовала ничего, кроме удивительной пустоты внутри, мне было все равно, где я и кто находится рядом.
Но тут синее наваждение моргнуло, получив по носу увесистой каплей.
- Что за… - начал он.
Капли начали падать и на меня, заставив, во избежание размазывания туши, накинуть капюшон. Откуда капли? Дождь мог идти исключительно из ирригационной системы синей пленочки, которой же теперь не было! Как же так? Дождь… А может?.. Сердце радостно трепыхнулось, но тут же болезненно заныло: капли, попадая на землю, поднимались туманными струйками. Вашу ж мать… В носу опять предательски защипало, губы задрожали.
- Быстрее! – меня ощутимо потащили к моему же дому, почти выдирая руку из сустава.
- Э-э-э!.. – только и пискнула я, перебирая непослушными ногами. – Смотри куда несешься! – а это меня, не разбирая дороги, протянули по луже, и туфли мгновенно промокли.
Укрывшись под козырьком подъезда, я пыталась нашарить в кармане ключи. Они нашариваться отказывались. Я похолодела: подыхать в липкой, пробирающей до самых костей мороси хотелось мало. Есть, попались, голубчики! Распахнув передо мной пипикнувшую дверь, блондин зашел следом. Странно, но это воспринялось как должное.
На пятый этаж шли пешком: старенький лифт, чуя близкий конец, жалобно завыл и решительно отказался открывать двери в кабину. На площадке второго этажа меня ощутимо шлепнули по заду и с хихиканьем унеслись вперед. Разумеется, такое неуважение я стерпеть не могла, громогласно ругаясь, а топоча и того громче, помчалась следом, перескакивая через две ступеньки за раз. Впрочем, шумела я с определенной целью: загнать нахала повыше, а самой спокойно укрыться за надежной дверью квартиры. Но мой план не учел чужой догадливости и скорости: створку перехватили и не дали захлопнуть. Голубые омуты снова попытались затянуть меня, но я не поддавалась, упорно кося в разные стороны.
Блондин рассмеялся:
- Впустишь?
«Ему просто повезло: он красивый», - оправдывала я себя, терпеливо держа тапки, пока гость развязывал шнурки на коричневых ботинках.
- Чай, кофе? – «цианид, гранату?» - меня трясло от холода и повышенной влажности улицы, так что сделать чашкой больше особого труда не составляло.
Мне показалось, или он и в самом деле слегка смутился.
- А можно какао?
- Да пожалуйста. Магазин – через дорогу, - на последней фразе его улыбка ощутимо увяла.
- Тогда кофе. И сливок туда. И ложки три сахара…
- И дусту.
- Да, и… Что??
Похихикивая, иду на кухню. Он милашка. Особенное удовольствие мне доставляет сообщить ему, что сливок нет.
Кофе меня не согревает, и зябкая дрожь заставляет пальцы трястись. Может, ванную принять? Но это как-то не очень вежливо по отношению к гостью. Ха, кому сейчас нужна эта вежливость! Подтолкнув к молодому человеку большой куль с печеньем – ему надолго должно хватить, решаюсь набрать воды. К сожалению, у меня слишком маленькая ванная, не повернуться, чтобы в полной мере вкусить удовольствие от купания, но огромная пенная шапка радует глаз. Аккуратно заколов волосы повыше, ме-е-е-едленно опускаюсь в воду, чувствуя, как лопаются мелкие мыльные пузырьки. Да-а-а, какое блаженство, жаль, что долго так выдержать мне не позволит барахлящее сердце. Неспешные перекаты воды по телу, сияющая белизна пены, влажно поблёскивающая кожа… Сочетание затягивающего жара воды и мокрого холода комнаты. Мою идиллию прервало легкое шкрябанье в дверь, и, не дав мне времени на ответ, в щель уже просовывается любопытный нос.
- А у тебя еще печенье есть?
От удивления я едва не ухожу под воду с головой. Там же около килограмма было!
- Ты все сожрал?
- Ну-у… - домик виновато сложенных бровей. – А у тебя холодильник пустой! – абсолютно нело-гичное обвинение. К тому же, кто позволил ему копаться в моем холодильнике?
Брызгаю в него водой.
- Брысь отсюда, нахлебник!
- И хлеба тоже нет! – слышу уже через закрывшуюся дверь.
Я почти успокоилась и расслабилась, как мою негу в очередной раз прервали: лампочки по очереди мигнули и заплясали в диком Le Dance Macabre. Нервная система не в состоянии выдержать подобную светомузыку, я начала задыхаться, пыталась вскочить, но вода удержала предательской трясиной. Возможно, потому что я одновременно зажимаю глаза и уши. Сердце пропускает удары. Налихорадившись, лампочки гаснут, но увидеть что-либо мне не дает не только темнота, но и соплетения цветных кругов перед глазами. У меня начинается приступ паники, осознает отстраненно какая-то далекая часть меня, слыша хриплый крик. Это кричу я. Пытаясь выскочить из ванны, поскальзываюсь на скользком кафеле, мокрым ладоням не удается зацепиться за гладкую плитку и я лечу вперед, в последний момент натыкаясь на что-то твердое, пальцы отчаянно сжимаются, ощутив воротник рубашки. Всхлипнув, прижимаюсь сильнее, зажмурив глаза, надеясь спастись от голодной темноты. Я слишком боюсь ее, чтобы мыслить рационально, она сводит меня с ума. Чувствую, как на меня набрасывают полотенце и, поскольку задеревеневшие от страха мышцы не желают сгибаться, взять меня на руки не удается, поэтому слегка приподнимают, почти волоча до ближайшей кровати. Бедный, надорвется же. Дрожащую, меня осторожно укладывают на подушку, накрывая одеялом. Мертвой хваткой я держусь за его манжету, кажется, я ее уже надорвала, но мысль отпустить в голову даже не приходит. Мне холодно, слишком холодно. К тому же, я не питала иллюзий, когда разрешила ему войти.
Снова голубая, с синими искрами, радужка, тонкие капризные губы, острые черты лица. Одежда снимается быстро, но без спешки, и он уже рядом; я прижимаюсь губами к теплой коже – такая мягкая, гладкая… Поцелуй легкий, как перышко, а я улыбаюсь, окончательно успокаиваясь. Вдруг он замирает, и мне становится смешно из-за причины. Шепчу:
- Неважно.
Какая, к черту, разница, залечу ли я. Времени, чтобы это осознать, все равно нет.
Мне давно не было так хорошо, поэтому, вынырнув на секунду из тяжелой, обволакивающей неги, еще крепче прижимаюсь к теплому телу. Будь со мной, будь со мной сейчас. Но провалиться в сон мне помешали характерные щелчки. Даже не открывая глаз, взмахиваю рукой, с легким ехидством слышу недовольное шипение: я выбила из его руки зажигалку, которая, выскальзывая, умудрилась обжечь моего блондинчика.
- Даже и не думай, - проследив его полный тоски взгляд, милостиво киваю: - Кури в окно.
Ох, какое же это было зрелище! Парень, на котором из одежды только сигарета, стаскивающий с подоконника батальоны горшков с кактусами. Пр-релесть, Рафаэль, где ты?
- Как там? – и поясняю: - Туман…
Он пожимает алебастровыми плечами.
- Пока не видно.
И то радует. Хотя это было бы весьма символично – умереть на пике блаженства. Хотя к чему эта символичность, если ее никто не увидит? А если вернуться к насущным проблемам, то ванну принять не мешало бы. Только электричество не работает… Я вспоминаю холодное вязкое желе воды, темную беспомощность, и у меня снова перехватывает дыхание, кожа покрывается пупырышками, и я съеживаюсь у стенки в клубочек, замотавшись в одеяло.
От страхов отвлекает прохладный нос, уткнувшийся мне в шею.
- Фу! Ты насквозь протабачился! – со смехом пытаюсь оттолкнуть, что мне, разумеется, не удается. Ну иди, иди ко мне…
… Ванну мы все-таки приняли. Вместе. Очень кстати пригодились разных форм и размеров свечи, которые я тоннами скупала раньше. Особенно моему гостю понравилось восковое изделие в виде фаллоса, привезенное из Болгарии.
- Используешь по назначению?
- Для тебя, блин, берегла! – скорчив злобную гримасу, топлю блонди в пенной воде. Он с удовольствием изображает русалку-водолаза.
Ванна слишком мала для двоих взрослых людей, поэтому мы представляли собой достаточно занятный симбиоз тел. Особенно занятно стало, когда я почувствовала прикосновение ступни ко внутренней стороне моего бедра. Прия-атно, но когда его пальцы добрались до лона, я резко втянула воздух. Шалун. Параллельно он начал облизывать и посасывать пальчики на моих ногах, для удобства приподняв их над водой, и мне захотелось умереть, ибо это было просто невыносимо. Интересно, сколько степеней бывает у экстаза?
Он не называл своего имени. Да и у меня не было ни малейшего желания представляться. Зачем слова – лишняя номинативная нагрузка, - когда жить осталось пару суток? Но парень оказался интересным собеседником: закутавшись в пледы и обложившись подушками, под старый батареечный магнитофон мы сидели прямо на ковре, непрерывно смеясь и болтая-болтая-болтая… Это было лучшее время за всю мою прошедшую жизнь – день, когда Земля остановилась. Я могу смело сказать, что умираю счастливой: с бокалом «Кьянти» в руке и в объятиях молодого привлекательного блондина. Да я просто горда собой!
Когда я едва не вывихнула челюсть от зеваний, меня осторожно перенесли на кровать, мягко обняв. Так мы и уснули под вечного Фрэнка Синатру.
СХЕМА 1.
Так они и уснули под вечного Фрэнка Синатру. Уснули, чтобы больше никогда не проснуться.
СХЕМА 2.
Так они и уснули под вечного Фрэнка Синатру. Когда дыхание девушки выровнялось, голубые глаза медленно распахнулись. Парень осторожно и неслышно, будто его с детства тренировали японские ниндзя, выскользнул из кольца ее рук, собрал разбросанную по разным углам одежду и, не оглянувшись, ушел. Выходя из подъезда, он все еще боролся с непослушным галстуком, но, отчаявшись, зашвырнул его прямо в мусорный бак. Затем прикрыл на секунду глаза, застыл, будто прислушиваясь к волнам эфира. В его сознании раздался голос:
- Где тебя иблисы носят???? Пятичасовое отставание от графика!! Ты каким местом думаешь?! И почему закрыл разум? – от праведного гнева голоса где-то в уголке зашевелилась мигрень.
Недовольно изогнутые губы:
- Непредвиденные обстоятельства. Приступаю к работе.
- И пошевел... – но парень уже мотнул головой, словно отсоединяясь, и оценил сложившуюся ситуацию.
За прошедшее время туман преодолел еще десять метров, полностью поглотив дорогу. «Как мило», - подумал он со вздохом, направляясь к зыбкой стене.
Блондин достал из внутреннего кармана пальто полиэтиленовый пакетик размером с ладонь взрослого мужчины и надкусил уголок, быстро выплюнув краешек. Стараясь держать пакетик так, чтоб ни одна крошечка не просыпалась на пальцы, свободной рукой он вытащил маленький карманный вентиляторчик на батарейках. Включив агрегат, молодой человек стал тоненькой струйкой сыпать бесцветный порошок так, чтобы его относило на туман, который зло зашипел и начал растворяться прямо на глазах.
Через полтора часа и три использованных пакетика о тумане не напоминало ничего. Блондин снова расслабился и позволил чему-то неведомому себя услышать:
- Восемнадцатый участок. Готово.
- Тридцать второй участок. Ну наконец-то!
- Двенадцатый участок. А то мы заждались.
- Третий участок. Ты там шнурки завязывал?
- Пятьдесят шестой участок. Или кого-то кадрил?
- Заткнитесь, дебилы! – голубые глаза метали молнии в самом прямом смысле. – Как же я вас всех люблю, - уже куда спокойнее, с иронией.
Блондин устало потянулся и медленно растворился в воздухе. Последней исчезла… нет, не улыбка – правая запонка.
- Три. Два.Один, - Земля резко дернулась, но никто из сумевших пережить этот день ничего не заметил.
На свежей темно-синей пленочке Фонарщик поспешно, катастрофически выбиваясь из графика, зажигал острые мерцающие звезды.
***
Мою правую щеку ужалила большая желтая пчела, бедная щёчка распухла и болела-болела… Открыв глаза, я понимаю, что это просто солнце начало меня прицельно поджаривать и никаких жутких насекомых здесь нет. Несколько секунд тупо пялюсь в потолок, а затем, подскочив, кида-юсь к окну.
СОЛНЦЕ!! Там светило самое настоящее солнце, ласково поглаживая лучами голубоватую пленочку. И, как сообщения по помповой почте, в мозг начали поступать вопросы. Я жива? Земля снова движется? А где мой «горячий прибалтийский парень»? Да, именно в таком порядке. Причем, последний пункт был озвучен скорее для проформы, не то чтобы мне действительно хотелось это знать. Ушел так ушел, захочет – вернется. Больше волновало то, КАК мир избежал катастрофы. О да, это теперь тема для всех на многие месяцы: почему же не было съедено блюдо с нашей Тарелки? Американцы, как всегда, припишут славу себе, своим новым сверхсекретным разработкам, и Голливуд еще с десяток лет промурыжит наши мозги апокалиптическими сюжетами.
Я верю. Я верю в то, что, помимо хаоса – Великого Ничто, существует и Нечто, присматривающее и оберегающее нас. Фома Аквинский был прав со своими пятью тезисами. Может, оно просто развлекается. Даже не может, а точно: забавно, наверное, наблюдать за поведенческими реакциями людей, которые узнали, что скоро умрут. Почему-то стало противно от мысли, что ничем не отличаюсь от остальных. Хм, а ведь хотела же соригинальничать. Впрочем, начни я носиться по улицам с воздушными шариками, это было бы неудивительно – попала бы в раздел «помешавшиеся». И сдается мне, что мудрее всех нас оказалась Маша, будто и не заметившая апокалипсис. Ну и повеселилось же это Нечто, еще на тысячу лет себе жизнь продлило. Только зачем людей было убивать? Конечно, как просто – демографическое регулирование, ведь наша жизнь длится многие столетия, и любовь к ней не исчезает ни на минуту.
Кстати о демографии… Кажется, мне предстоит весьма напряженная неделька ожидания…

@музыка: Pascale Picard - Gate 22

@настроение: внеземное

@темы: творчество, апокалипсис, антилюбовь, рассказ