- Какой еще свежий воздух?! Да иди ты!.. – но, несмотря на все протесты, она была насильно обернута в собственное пальто и безжалостно вытолкнута на балкон. На раннемартовский балкон.
С тихим скрежетом задвинулась щеколда.
- Дыши! Это полезно! – Хирако скорчил чудовищную рожу, но, увы, толстое стекло не позволило Хиёри оставить на ней авторскую подпись ногтями.
Злобно ругнувшись, девочка застегнула пальто: температура все еще была минусовой, - и спрятала медленно краснеющий носик в роскошный песцовый воротник, подозрительно похожий на Мурамасин, но они с занпакто были незнакомы, чтобы Саругаки заметила сходство.
Она высунулась наружу и несколько раз глубоко вдохнула, морозя носоглотку. Все, приказ «подышать» выполнен, пусть этот дебил наконец откроет дверь! Но Хирако нарисовываться на горизонте не спешил. Хиёри похукала на леденеющие пальцы, оглядывая унылый пейзаж за балконной рамой. Снег только начинал таять, обнажая кляксообразные прогалины болотного цвета; прошлогодние пучки травы, свалявшиеся за зиму в единое полотно, напоминали топь: казалось, наступишь – и провалишься по колено. Но пятерых голубей явно не интересовали поэтические сравнения: они бодро вышагивали по испещренному десятками следов снегу в поисках съестного.
Щеколда скрипнула снова, и на голову девочке натянули вязаную шапку.
- Держи, а то замерзнешь, откармливай тебя потом таблетками, - Хирако шмыгнул носом, выбивая из пачки сигарету и облокачиваясь на перила рядом с Хиёри.
- Я тебя ненавижу, ты знаешь? – шапку этот имбецил взял, а догадаться, что через тонкую ткань полиэстеровых спортивных штанов у нее уже задубели колени, не смог. Хотя да, имбецил же, что с него взять…
- Знаю, - он смотрел на небо, по которому летела стая галдящих птиц, своей формой попеременно превращаясь то в латинскую букву дубль-вэ, то в диковинную рыбу-мутанта. – Наша любовь сильна как никогда, - вайзард медленно выдохнул длинную дымную струю. Хиёри один в один повторила его движение, разве что ее морозное облачко развеялось куда быстрее. Саругаки придвинулась ближе к другу, выдернула из его уха черную пимпочку наушника.
Love me, love me, love me… Say, you do…
Ну конечно, разве он слушает еще что-то, кроме джаза? Нина Симоне, кажется. Проводя столько времени вместе с Хирако, немудрено наизусть заучить весь его плей-лист.
My love is like the wind… Oh, wild with the wind…
От, на первый взгляд, незатейливой музыки что-то странно щемит внутри, заставляя переживать, сочувствовать, страдать…
Give me more than one caress … let the wind blow through your heart…
И Синдзи, похоже, прекрасно понимает, что происходит сейчас с его подругой. С чего бы иначе ему так хитро улыбаться уголками губ?
- Такое ощущение, что на диск перегнали запись с плеера, у которого садятся батарейки. Разве можно так мерзко выть? – она морщится, но назад наушник не возвращает. Блондин закатывает глаза:
- Хиёри, душа моя, ты обладаешь удивительным свойством легким движением своего розовенького язычка испоганить все вечное и незыблемо прекрасное на этой планете, - вайзард затягивается в последний раз и отправляет окурок в свободный полет, распугивая голубей. – Эй, малыш, ты что, обиделась?
- Вот еще, буду я слушать, что всякие хмыри там шепелявят! – ловко пнув парня в лодыжку (да, она обиделась, пусть и на долю секунды), Хиёри юркой мышкой шмыгнула назад в теплую комнату, задвигая щеколду.
Теперь был ее черед корчить злобные рожи трясущемуся в одной рубашке Хирако. Только вот через стеклопакет, к сожалению, было нечетко слышно: он ее сначала утопит, а потом поджарит, или все же наоборот.